http://www.vodolaz.org/phoenix/MEX/Unus.wmv
Вот прошлогодний отчет:

___________________
На судне его все звали Олдмен. Он был далеко не молод. На его груди, покрытой седыми волосами, красовалась золотая фигурка ныряльщика с бриллиантовой звездой в руках. «Это твой бадди», – сказал мне Юнус (Дельфин), главный инструктор дайвцентра с таким же названием. Я покорно согласился. А что мне еще оставалось делать? Одного под воду не пустят ни за что. Моему, с позволения сказать, бадди было лет семьдесят, а его жена еще старше. Она, конечно, не ныряла, это и понятно. Но что под водой будет делать этот старичелла, для меня было загадкой. Но, как говорится, приказы не обсуждаются. Мы облачились в снаряжение, я на всякий случай напомнил дедушке, что он мой бадди, на что тот хмуро кивнул. Между нами была не только возрастная, но и языковая пропасть. Дед был немец. Я же немецкий язык терпеть не мог еще со школы. Вот примерно в таком настроении мы с Олдменом впервые спустились под воду. Я чувствовал себя социальным работником, обреченным проводить свой отпуск в доме престарелых.
Происходило все это прошлым летом в интересном местечке на Эгейском море между Грецией и Турцией – в турецком Бодруме. Я приехал туда первый раз в жизни по рекомендации знакомых. Конечно, все было для меня ново, потому чувствовалось какое-то внутреннее напряжение. Да еще языковой барьер постоянно давал о себе знать. Но все получилось как нельзя лучше. Яхта швартовалась на своем месте уже 15 лет. Меня встретили на ней как дорогого гостя. Помогли собрать оборудование, вручили чашку кофе и отправили загорать на верхнюю палубу. Я познакомился с командой и краем глаза заметил, что на «Зодиаке» из соседней бухточки Бардакчи на наше судно везут каких-то стариков. Впоследствии это и оказался мой пожилой бадди с женой.
…Над нашими головами сомкнулась лазурная гладь Эгейского моря, и мы с Олдменом погрузились в мир безмолвия. Он шел немного впереди, спокойно-спокойно, чуть шевеля ластами и как-то по-своему вкручивался в толщу прозрачной воды. «Ничего себе дедулька», – промелькнуло у меня в голове, и я начал понимать, что мой напарник очень непрост. В руках у него был здоровый аккумуляторный фонарь. Когда мы заплывали в разломы вулканической породы, Олдмен включал свою фару и освещал многочисленную живность. Я пожалел, что взял с собой слабый фонарь. Мне пришлось приноравливаться плавать чуть под ним и сбоку, иначе я пропускал все самые интересные моменты. Теперь же я легко мог видеть то, что дед освещал лучом. Пожилой немец заметил мой интерес и с удовольствием показывал все, что находил сам под водой. Мало того, на остановке безопасности под судном мы умудрились разговориться жестами. Он показал мне свой компьютер и рекомендовал купить такой же. Так, по его компьютеру мы отвисались и радовались морю, рыбкам и общением друг с другом.
На палубе со стариком произошла метаморфоза. Он полностью забыл о моем существовании. Во время ланча и послеобеденной дремы дед полностью игнорировал мое присутствие, хотя на судне было не более восьми гостей, да еще человек пять команды. Седой немец со своей женой забился в уголок и не высовывался оттуда до следующего дайва. На втором погружении плавали мы с ним «душа в душу», он заботливо спрашивал меня про оставшийся воздух и посматривал на свой чудо-компьютер. Но при выходе на палубу он становился равнодушным как айсберг. На корабле дед видел только свою жену и инструктора Юнуса.
Команда дайвцентра работала очень слаженно и незаметно. Когда один из матросов, он же по-совместительству дайвмастер, помогал мне снять оборудование после дайва, я вежливо спросил его: «Ху из мистер Олдмен?» Улыбчивое лицо дайвмастера сразу прониклось глубоким уважением, и он рассказал мне на турецко-английском наречии, что мой старик уже десять лет год за годом приезжает к ним на две недели и ныряет, словно рыба. Глаза моего помощника загорелись ярче, когда он начал мне показывать, как дед вкручивается в воду, как шевелит ластами и с замиранием сердца показал, как дед дышит! Старик не был профессионалом-подводником, он просто однажды увлекся подводным миром. И заболел этим навсегда.
Так мы проплавали три дня. По утрам мы здоровались – гутенморген, по вечерам прощались – ауфвидерзейн. За это время мы как-то привыкли друг к другу и уже с полужеста понимали друг друга. За это время мы обныряли много красивых мест. Увидели массу диковинных обитателей подводного царства. Даже побывали в пещере вулканического Черного острова, где температура воды повышалась до тридцати пяти градусов. В пещере был сухой зал. Мы выходили из воды. Юнус, обвешанный фото- и видеоаппаратурой, снимал нас. Продираясь через шкурники этой пещеры, я пропускал напарника вперед. Увидев что-либо необычное, он всегда ждал меня и показывал пучком света своего фонаря. Вместе мы стали единым организмом. Мы плавали и дышали в унисон. Это было до тех пор, пока я вдруг не загордился. И тут же меня постигла неминуемая кара. Во время одного из погружений против течения я начал вырываться вперед, демонстрируя свое превосходство. Глянул на манометр – 50. Стало стыдно, думал, дотяну до судна, занервничал. Пришлось садиться на октопус к дайвгиду. Рядом тут же плыли новички. Я сгорал со стыда, чуть гида не оставил без воздуха. Короче говоря, вел я себя как-то глупо, по-детски. И на следующий день после сборки оборудования внутренний голос сказал мне – за такое поведение будешь теперь плавать с чайниками! И тут я реально испугался. Перепугался, что теперь меня не поставят в пару со старым седым немцем. Минуты зловеще растянулись, погружение не начиналось. Я сгорал со стыда, но ничего поделать не мог. Юнус подошел к Олдмену и по-немецки заговорил о чем-то,… наверное, обо мне. Все! Погружение. И – о счастье! – я опять плаваю со своим дедом! Я перестал дышать, двигаться и думать о чем-либо, кроме того, как заботиться о своем товарище. Но, выходя на борт, мы как совершенно чужие люди разбредались по палубе, не замечая друг друга.
Десять дней пролетело как одна минута. Настал заключительный день, свободный от погружения. На часах было пять вечера, я принимал послеобеденный сон в отеле. Раздался звонок. Юнус предложил зайти на судно и получить диски с фотографиями и видео. Я парадно оделся и пошел на пристань. Как всегда напротив главного входа в музей Подводной археологии, рядом с катером полиции стаяла яхта Юнуса «Дерин дениз», что в переводе с турецкого означает «Глубокое море». Мне вручили диски, напоили чаем, мы сделали прощальные фото со всей командой, и я пошел в отель собирать вещи. Торговцы и зазывалы ресторанчиков уже зажгли огни своих заведений. По одну сторону набережной ночная жизнь набирала обороты, по другую – швартовались прогулочные яхты и морские такси. И я вдруг заметил на одном из таких морских таксомоторов две знакомые пожилые фигуры. Они скромно сидели на маленьком катерке и смотрели на меня. Я поймал их взгляд, и тут же пожилой немец по- мальчишески вскочил и замахал мне рукой. Я запрыгнул к ним на палубу катерка, и мы обнялись как старые друзья. Я по-русски сказал, что завтра улетаю в Москву, старик ответил по-немецки, что через два дня он тоже улетит в Берлин, а потом, помолчав, добавил: – «у меня сегодня не было бадди!» И мы опять обнялись как верные друзья.
Прошел год. В Москве зима. Морозными вечерами я раз за разом просматриваю фильм о двух влюбленных в море аквалангистах. Таких далеких и таких близких, таких разных и таких одинаковых. Теперь уже я четко знаю, что делает под водой этот старик!
[/url]