Он был стар. Вернее, не стар - Он был древним. Когда-то, давным-давно, когда времени еще не существовало, Он еще не был теперешним собой, а скорее как бы эфиром, прозрачным ветром, всем и ничем. Может быть, Он был повсюду, так как в условиях отсутствия материальных границ трудно пребывать где-то определенно. Одна из непознанных величин для ума - бесконечность, ее просто не с чем сравнивать, поэтому отсутствие ограничивающих краев непостижимо.
Потом возникли мерила, это позволило Ему осознать себя в пространстве. А осознав, после блужданий, определить себя в некоей точке Х, заворачивающейся в огненный сгусток.
Потом появилось время (вернее, события стали ускоряться, происходить в большем числе), и Он стал меняться. Его стихией стал огонь, и Он стал духом огня на протяжении непостижимо долгого отрезка времени - может быть, миллиардов лет, а может, миллионов, эти цифры не так уж много значат для человека, чей материальный век ограничен краткой вспышкой бытия перед переходом в иную реальность.
Потом огня стало меньше, и огонь спрятался под коркой, панцирем, прорываясь наружу только в одиночных и локализованных областях. И Его структура вновь изменилась, Он уже не проводил все время в огненных потоках, а стал зачастую блуждать над и по поверхности этого мирка. С разделением воды, земли и воздуха на стихии Он получил новые свойства. А с появлением жизни - новые возможности. Но все-таки Он в значительной мере остался духом огня. Когда появились существа, способные сочинять сказки и складывать легенды, Он заинтересовался их существованием и стал незримо скользить меж них.
Иной раз не просто скользить, а принимать различные образы и участвовать в их делах - фольклорные предания об огненных джиннах, возводящих замки, дарящих несметные сокровища или разрушающих города, имеют один общий корень, один прообраз.
Но интересы эти остались далеко в прошлом, Он ушел из мира, разметив себе относительно небольшой ареал обитания. Когда-то здесь был только огонь. Но много миллионов лет назад соприкоснулись 4 стихии - огонь, вода, земля и воздух. И создали памятник этому столкновению - каменный огонь, настолько прочно сплавивший 4 начала в единое целое, что этот заповедник стал неподвластен времени. И Он стал духом этого места, его пятой, астральной стихией, черпающей свою силу из остальных.
Он расслабленно и невидяще вперил внимание в некую абстрактную точку впереди. Все еще не концентрируясь ни на чем, Он осознал наступление новой фазы - скалы стали выходить из серости, приобретать более темные оттенки, встречая новый день. Пока это были самые первые перемены - бойкий ветер не изменился, и легкий шум волн оставался прежним. Светящееся же небо Он попросту не видел, будучи обращенным к камню.
Резкость изменила свою силу, мир стал контрастнее и ярче. Светлеющее яркое майское утро заиграло красками. И Он беззвучно завибрировал, как если бы плещущееся далеко внизу Море катало свои волны через Его тело, как через неподвижный утес, разбиваясь об него, не в силах сдвинуть с места.
Мир стал еще ярче, и в красках появились оттенки. Он по-прежнему был в том состоянии, которое на обыденном языке можно было бы сравнить с медитацией. Только Он не знал, что это такое, это умение было присуще Ему изначально, а не достигнуто длинным путем учебы, тренировок ума, воли и тела. Разве что теперь Он гораздо чаще пребывал в таком состоянии в одном из многочисленных заповедных мест Силы…
Расслабленное осознание вокруг себя камня, воздуха и воды приносило Ему спокойствие и удовлетворение. Впрочем, напряжения в Его мире не существовало. Если что-то нарушало гармонию, Он мог удалиться в иное место, мог впасть в катарсис, а мог и наказать обидчика с необдумываемой жестокостью. Обидчиком могла стать тень камня, и тогда Он обрушивал на склон его обломки. А за оброненный случайным визитером предмет, или сам факт появления визитера, ненароком потревожившего Его уединение и безмолвие, мог заставить заплатить здоровьем или жизнью, случалось и такое. На Него, понятно, не грешили, да и не могли грешить. Подвернувший ногу и потерявший равновесие на тропе над пропастью путник всегда очень просто и быстро может расстаться с жизнью, всякое случается в горах. А одного ученого энтузиаста списали на происки орлов, защищающих свою территорию, в поисках и изучении которых несчастный прибыл из-за рубежа и полез на опасные кручи.
Есть такая теория, что когда-то давным-давно тяжелые и темные частицы опустились вниз, а легкие и светлые поднялись наверх. И мир разделился на 2 полюса. Но это не антагонизмы. В любом движении заложен покой, в любом покое - движение. И наличие двух возможностей и двух видов энергий позволяет готовить уравновешенные коктейли. И Он иногда представлял себя весами, барменом, в чьей воле было разбавить налитую в шейкер смесь жидкостью из другой бутылки. Или в попытке достижения гармонии смешать разные, несочетаемые ингредиенты. Когда-то раньше Его гораздо больше интересовали такие опыты, но тогда Он был рядом с обществом, потом же стал одиночкой и старался сохранить это положение.
Он купался в нематериальном потоке. Практикующий ци-гун человек может почувствовать, что он находится в энергетическом столбе, который пронзает тело от макушки до пяток, уходя двумя толстыми лучами в бесконечность. На какое-то время можно аккумулировать частицу энергии в себе. Но Он не нуждался в примитивных упражнениях и практиках, и без этого всегда находясь в потоке энергии, как частица в водовороте. Он был увлекаем потоком в расслабленном рассредоточенном состоянии, в концентрации же Он сам представлял собой поток.
Он раздвинул пределы своего восприятия за скалу и сконцентрировался на морской акватории. Сочная синь всплескивалась небольшими буграми, волновалась, колыхаясь в каменной чаше своего ложа. Взгляд постепенно распространился дальше, он как бы осторожно ощупывал воду, погружался вглубь, взвешивая лазурь. Через какое-то время на поверхности стали закручиваться небольшие белые барашки.
Он был свободен от вещей. Он ничего не носил с собой. Когда возникала нужда - он просто брал/получал требуемое. Но потребности у него были минимальные. Он не страдал от жажды, с равным удовольствием следил в лесу за рисунками и видами теней и на плоскогорье за бликами солнечных лучиков, отражающихся от жилки минерала или от текущего родника. Он представил себе одно место за Святой горой, где течет родник и вода собирается в каменные чаши, и отринул свое внимание от глубин моря. Наряду с ощущениями появились мысли, и это означало большой скачок, следующую ступень бытия, пробуждение от бессознательного.
Его настоящим состоянием был покой. Его случайные соседи, воины с базы, не нарушали его, они вообще предпочитали не вмешиваться в дела Заповедника. Хотя изредка оказывали помощь - когда Айя-Даг постиг пожар, они вовремя радировали Стражам, и те, неоднократно карабкаясь по склонам с тридцатилитровыми водяными ранцами за спинами, подобно старательным выносливым муравьям, отвели угрозу от леса. Иногда воины помогали Стражам и в повседневной работе - обзор из их лагеря на вершине холма был хороший и позволял извещать о вторжении непрошеного гостя. Впрочем, прошеных тут бывало немного. Воинов Он рассматривал наравне со Стражами в качестве слуг Заповедника, почти не замечая их присутствия. Будучи же мастером маскировки, Он привычно не опасался случайной незапланированной встречи. Можно сказать, что редкие встречи с интересующимися Заповедником были не случайны.
Почувствовав, что визитеры находятся уже почти совсем рядом, Он встал и ушел с площадки, скользнув в тень скалы.
Гости, которых Он слышал, чувствовал, ощущал уже давно, наконец вышли на небольшое обрывистое плато, ограниченное скалами и щупальцами небольших мостиков-мысов в никуда, и остановились недалеко от Него. Он наблюдал и оценивал их из своей тени.
Он смотрел, как группа рассредоточилась, как один человек прошел по мостику и сел в Его привычное и продавленное каменное кресло, как другой остановился, закурил и стал ронять пепел, третий отошел и погладил стенку, четвертый завозился поодаль с фотоаппаратом, а пятый стал поднимать и разглядывать камешки, и испытывал сложные чувства. Он всех их в разное время уже встречал в своих владениях. Правда, разглядывая издалека. И все они уже носили в себе отпечаток Шварцвальда, шестой же визитер давно уже практически стал его Стражем. И разные в своем существе, они со временем и новыми визитами становились ближе этим камням, вбирали в себя их эманацию, и сами начинали излучать крохи энергии. Он неслышно выбрался из тени и скользнул к тому, что стоял у самого края и, наклонившись, заглядывал в пропасть.
Осязая желания гостя, Он немного постоял за спиною и, отказавшись от гибельного толчка, тихонько отошел. Немного поразмыслив в тени об устремлениях, подталкивающих гостя к обрыву, Он вновь покинул свое укрытие, тихо и незаметно переместился по узкому каменному мостику, напоминающему острый гребень, по бокам которого зияли обрывы, к венчающему его каменному креслу, на котором в позе лотоса восседал другой гость. И прислушался к нему. Гость сидел в потоке ци, столб энергии пронзал его, впроходя через точку на макушке через позвоночник, попутно расцвечивая области чакр и выходя из кундалини. Гость был расслаблен, сосредоточение рассредоточено между вниманием на внутренних ощущениях и рассеянном созерцании окружающего. Неслышно разведя и сомкнув руки, Он нечувствительно коснулся его затылка и провел вдоль спины, уловив проросшие лепестки, связанные с окружающим. Это было неожиданно. И приятно. И он вновь отошел, не причинив никакого вреда.
Следующий гость стоял у скалы поодаль, внимательно наводя окуляр фотовизора на плещущие далеко внизу в бухте волны, и старался уловить и передать аппарату пронзительную чистоту воды прямо под собой, ее непрозрачную ярую сочность поодаль, крепкие изломы и цвета скал, колыхание белых ромашек, коричневость комьев земли, неуловимый венец неба, ажурный росчерк чайки и хлопанье по воде черных крыльев взлетающего баклана. Коснувшись сознания гостя, он некоторое время наблюдал за старательными попытками соткать картину из столь объемных деталей, сжать ее в короткий миг, за радостью от этих попыток и за общим экстазом от жизни и Шварцвальда. И удалился прочь.
Миновал следующего, ранее уже отмеченного Его печатью и почти ставшего Стражем этих мест, он проследовал к оставшейся паре гостей. Один тоже крутил в руках машинку для отображения маленьких скупых картинок мира и старался запечатлеть некоторые его крохотные внешние кусочки. И благоговел, преклонялся перед окружающим, вкушая ужас и доверие, впитывая терпкие ароматы земли, моря и утреннюю свежесть. Он как бы пытался раствориться, слиться с дуновением ветерка, расширить материальные границы тела и стать не визитером, а частицей этого мира, сойтись с ним в унисон.
Аура следующего, последнего гостя, ярко светилась сложной гаммой чувств. Здесь был спокойный восторг, светлая радость от созерцания, тонкая улыбка дню, разгоревшемуся солнечному лику, тепло обнимающему плечи, смакование доносящегося движения далекого бриза, любопытство к проползающему жучку и к изумрудной спинке шуршащей ящерицы, внимательность к ворону, восседающему на вершине скалы и ковыряющему клювом какую-то мелкую добычу, к шуршанию и постукиванию осыпавшихся камешков. Он стал идеальным наблюдателем окружающих мест, рамкой и окладом для картины, кристаллизующими в себе изображение.
Чувства всех шестерых сплели причудливую ажурную мозаику, они дополняли и усиливали друг дружку, эти силовые ажурные линии накрывали небольшую окружность, соприкасались с потоками силы Шварцвальда, добавляли свои слабые волоски в его причудливое макраме, прибавляли свою силу и свою слабость. И впитывая, передавая гостям крохи из древнего потока энергии, становясь ближе жестким очертаниям гор и их бессознательным обитателям - теням и призракам, Он покружил бабочками своих чувств над этим коллективным сознанием, прислушался к отголоскам из разбегающихся паутинных нитей, вгляделся в свечение. И принял решение.
Всем, кто любит Крым и Кара-Даг, посвящается.
Модераторы: трофи, KWAK, DukeSS